Украденное детство

Какие только испытания не выпадают на долю человека. Я решила написать об одной истории, воспоминания о которой  не дают мне покоя много лет. Произошла она в июле 1948 года. Тогда мне было 11 лет.

Наш отец вернулся с войны только после победы над японцами. Постепенно жизнь налаживалась. В магазинах начали продавать хлеб без талонов. Отца вызвали в сельпо и сказали о том, что его определили печь хлеб, что ему приходилось делать и раньше. Так отец стал работать в пекарне, мать – на разной работе в колхозе. В один их погожих летних дней жителей села собрали в клубе. Забрали прямо из пекарни и отца, а бригадир позвал на собрание нашу мать. Привели также Шайдуллу абзый Гарифуллина, его сына Закуана и дочь Бибисайму.

Слово взял председатель колхоза «Авангард» Набиулла Ахелев, мол, пришел указ о необходимости направить в другую местность несколько семей и, посовещавшись, они выбрали Гарифуллиных и Гарайшиных. Народ растерялся, послышалось: как, куда? Ахелев строго заявил в ответ: недовольные сами будут отправлены. Людям не дали опомниться, начали голосовать.

Дома я не дождалась мать, побежала к отцу в пекарню. Работавшая здесь Разыя апа сказала, что пришла я очень кстати: надо было позвать отца из клуба вынимать хлеб из печи. Я отправилась в клуб, но здесь у входа стояли милиционеры. Ни войти, ни выйти. Так и не попав к отцу, я вернулась домой. Уже совсем стемнело, и мы с сестренкой решили разузнать все у деда. «Сразу же после собрания их увезла милиция», – объяснил он нам. Мы заплакали. На следующий день со слезами на глазах отправились к зданию, где их закрыли. Мать с Бибиасмой апа находились в одной комнате, мы смогли поговорить с ними через окно. «Нас не станут долго держать тут, мы ни в чем не виноваты», – говорили они, еле сдерживая слезы. Но их так и не выпустили. Примерно через неделю-другую милиционеры привели их домой, велели собрать вещи. Все, что смогли тогда взять – это сундук с необходимым и сверток с постелью. Скоро стало известно, когда нас должны отправить. В день нашего отъезда все вещи загрузили в полуторку. У нашего дома собрались односельчане, помню, как провожая нас, плакали 85-летний седовласый дед (после этого он прожил недолго), родственники. Некоторые старались передать что-нибудь в дорогу. Только теперь все поняли, за что они проголосовали в тот день. Кто-то протянул Шайдулле абзый сверток, в котором оказалась его гармонь. Отец взял у него гармошку, растянул меха. Играл он очень красиво, Шайдулла абый затянул песню. Ее слова навсегда запечатлелись в моей душе, в ней пелось о том, что предписанное судьбой не изменить. Так мы оставили наш родной Тумутук на целых 8 лет.

Случившееся с нами в те дни оставило неизгладимый след в моей детской душе. В пути нас сопровождали два милиционера. Вскоре привезли в Бугульминскую тюрьму, мужчин закрыли отдельно, женщин и детей – отдельно. Здесь мы пробыли две недели. Сюда продолжали привозить таких, как мы, среди них были и две русские семьи из Письмянки. Затем нас опять загрузили в машины и отправили в Казань. На новое место доставили также жителей Высокогорского района, села Кутлу-Букаш, Балтачевского района… Когда нас собралось примерно с один состав, повезли на железнодорожную станцию, загрузили в товарный поезд. В каждом вагоне было по два сопровождающих солдата с собаками. Двери закрыли на замок, оставив лишь щелочку для поступления воздуха, на одном конце вагона – мужчины, на другом – женщины. Ехали с остановками. Через три дня наш поезд остановился на какой-то станции. Двери открылись, и нам приказали выходить. Это была станция Ижморка в Кемеровской области. Приезжих построили, провели перекличку, почти целый состав были дети. Кого только здесь ни было – люди разной национальности: из Украины, Чувашии, большинство – татары. Нас с семьей Шайдуллы абый определили в разъезд, находящийся на 17-м километре станции Тайга, разместили в бараках. Отца вместе с другими мужчинами отправили на лесоповал. Они работали ручной пилой, было очень тяжело, матерям велели грузить вагоны. А мы ходили учиться за 4 километра.

Человек везде старается приспособиться. Мы держали корову, сажали картофель, собирали ягоды в лесу. Не было только разрешения на возвращение. Все очень скучали по родной земле. Однажды отец с Шайдуллой абзый, посовещавшись, написали письмо в соответствующие органы, а после получения ответа, нам разрешили вернуться. Я уехала раньше других, устроилась на работу в Азнакаево. Через два года приехали и остальные, возвели новый дом на месте старого дедовского. Не зря говорят, что лучше быть отвергнутым людьми, чем Богом. Жизнь понемногу наладилась. Отец с матерью продолжили благополучную жизнь. Сейчас их уже нет.

Наш бывший сосед – председатель колхоза, отправивший нас в Сибирь, в дальнейшем ничего хорошего и не видел, до последних дней просил прощения у отца. Однако отец не держал на него зла, а когда тот заболел, заходил к нему, помогал постричься. Я как-то даже спросила у него, как можно простить его, ведь пришлось столько пережить. «Пусть все мирское останется в этом мире, остальное Всевышний рассудит», – ответил он.

От всех этих воспоминаний сердце щемит: сначала были трудности военных лет, затем – годы ссылки, мое украденное детство. Все из-за черствых, бессердечных и нечестных людей.

Адиля Хуснутдинова, Азнакаево

 Фото pixabay.com